#разности@marimodesu
Право на несвободу. Садомазохизм как образ жизни.
"Кто позволяет себя хлестать — тот заслуживает того, чтобы его хлестали".
Леопольд фон Захер-Мазох.
В борьбе за либерализацию общества есть не только похвальный героизм, но и нечто глубоко репрессивное. Например, добронамеренное принуждение к свободе. И хотя сама свобода как субъективное ощущение ассортимента возможностей обладает несомненной ценностью для индивида, в социальном измерении всякое революционное освобождение предполагает диктатуру и насилие.
Освободитель – фигура сущностно авторитарная. Её рождение невозможно вне сомнительной веры в существование объективной реальности; освободитель как идентичность рождается с манифеста: «нынешний порядок вещей – ситуация несвободы, человеческое большинство – рабы, а я всё вижу, знаю, помогу». И уже в самом утверждении того, как есть «на самом деле», в этом «вижу, знаю, помогу» – высокомерие, гордыня и наглость. Экзистенциальное желание «помочь другому» является насильственной концептуализацией другого как нуждающегося в помощи.
Возникая оппозицией, освободитель отказывается от оппозиции, и ни одна революция не терпит критики, полагая таковую реакционной и опасной. Как агрессивный императив, освободитель не способен на диалектику; идеал революционного лидера соткан из принципиальности, идеологии и последовательности. Из той же последовательности соткана любая пропаганда – верный камень. Иначе эмоции масс попросту не конвертируются в доверие и действие; за тем, кто не объят пассионарным пламенем, кто не утверждает «я знаю», едва ли вспыхнет мятежное войско.
Я в праве бороться за свободу как собственный драгоценный горизонт, но действительно ли я в праве утверждать несвободным другого? Да и само ощущение несвободы не редко оказывается бессознательной маской стремления к власти, к обладанию тем, чем сегодня обладает проклинаемый царь.
Социально-политические беседы ведутся так, словно добро и зло существуют и кому-то неизбежно принадлежат. Человек – единственный зверь, стремящийся казаться приличным. Либералы, консерваторы, анархисты, нацисты – все кооптируют «свет» и видят хранителем «зла» исключительно другого; политика – это, по сути, эстетика, не более чем племенные узоры.
Противоборствующие химеры оказываются ревнивыми близнецами. В качестве иллюстрации можно привести интервью «Русского репортера» с арт-группой «Война», прославившейся целым рядом антиправительственных представлений. Журналистка осуждает императив уличных активистов воровать и «безблядствовать», а активисты – её стремление мочь покупать и тем довольствоваться. Разные идеологии, но обе проявляются фашизоидно, отказывая друг другу в праве на свободу действовать согласно себе, вне эфемерного этического комментария, вне суда идеологий, вне маркеров «левое – хорошее», «капитализм – плохой», и прочих модных товаров когнитивной IKEA.
Путешествие в поисках свободы для всех – красивая одиссея на корабле с прогнившим килем. Такое мессианство – от секты. Вся история постсоветского региона – история царевоспроизводства и, в тот же миг, – всегдашнего существования доблестного меньшинства, которое видит в окружающих толпах рабов и искренне верит, что эти толпы можно исправить, обучить, объяснить им, что дом лучше тюремного хлева. Вера такая мне очень близка, но нет ли в ней героической слепоты и в одночасье махрового пуританства?
Если царь-мучитель воспроизводит себя в людях из века в век, то, быть может, либералам не стоит уподобляться американским «миротворцам» и воплощать принуждение к свободе? Быть может, садомазохизм – экзистенциальный модус славян, которые несчастны, но счастливы, в боли и стонах, нищете и кошмаре, но, тем не менее, снова и снова – царь, запреты, мрак и лужа. Не блажь ли навязывать другим свои сексуальные предпочтения? По какому такому фашизму будет оправдано склонять садомазохистский народ к ванильному демократическому коитусу?
Проблема классических революционеров-освободителей – это проблема отрицания права на индивидуальный выбор, проблема комплекса власти, проблема в выборе поля боя. Идея либерального восстания – это идея заразительных митингов, перерастающих в площадь Тахрир, где неизбежно случится дождь из ангелов, воли и справедливости. Но ведь настоящий диктатор – ты сам, настоящий Тахрир – внутри. Социальной борьбе за свободу всех я противопоставляю индивидуальную борьбу за свободу как субъективное. И лишь в субъективном свобода действительно многогранна, и, собственно, вне политики или идеологии.
Глядя на московские акции в рамках стратегии 31, я вижу армию прекрасно реализованных людей – одни разгоняют, другие разгоняемы, и каждый по-своему счастлив, Мазох и де Сад постсоциалистической реальности.
Когда раскрасневшийся и запыхавшийся, буквально порнографичный мент тащит юношу в милицейский автобус – и тут же этот юноша возникает в окне с оргазматическим выражением лица и криком «Революция!», я понимаю, что всё в порядке, пускай мне лично этот порядок и не нравится. Каждому – воистину своё, и подлинный катарсис свободы – это принять право другого на несвободу, а уж если кто-то действительно раб, то лишь полному Ким Чен Иру придет в голову мешать ему быть тем, кем ему вздумается.
ТЕКСТ: АНАТОЛИЙ УЛЬЯНОВ
#политота@marimodesu
